Со всех сторон парк был стиснут громадами небоскребов, их окна сверкали отблесками полуденного солнца. Она вспомнила, как после женитьбы они приняли решение, что оба будут работать. Билл изучал право, но он сказал, что им придется позабыть о женитьбе, если он будет возиться со своими правовыми науками, и, бросив учебу, пошел работать клерком. В ту ночь, чуть больше года назад, когда они задумали пожениться, он сказал: «Раз мы оба будем работать, жизнь наша пойдет как по маслу», и они принялись хохотать, чувствуя себя сильными и энергичными. А теперь ей придется оставить работу. Она вспомнила о холодном и бесстрастном выражении воспаленных глаз старика, когда тот на нее посмотрел. Он был стар и наверное скоро умрет. В этом старике, сидящем на скамейке, были выставлены напоказ все муки и страдания, через которые он прошел в течение своей жизни. Мы с Биллом молоды, подумала она, но бедны. Неожиданно она произнесла:
— Не хочу ребенка.
— Мне кажется, ты все еще боишься, — раздраженно сказал он.
— Да, боюсь. Почему бы и нет? Как ты этого не понимаешь?
— Пожалуйста, моя крошка, не надо волноваться. Я очень, очень извиняюсь, если чем-нибудь рассердил тебя. Ну, посмотри на меня! Я просто не хотел, чтобы у тебя оставались неприятные мысли, ведь это вредно для маленького.
— Я сказала, что не хочу иметь ребенка. Мы что-нибудь сделаем. Кроме того, мы слишком бедны. Нас ждет нищета, а после этого могут появиться еще дети. Мы не можем позволить себе хотя бы одного ребенка. Это меня совсем состарит.
— Но ты сейчас выглядишь лучше, чем когда-либо.
— Но я не хочу, не хочу быть старой! Не желаю, чтобы заботы меня состарили!
— Ну, хорошо, я не буду важничать, — произнес он кротко, — но и ты, моя дорогая, не очень-то благоразумна.
Он замолчал и пожал плечами. По выражению его глаз она поняла, что он взбешен, весь кипит от негодования, словно она его отвергла. Она обрадовалась, увидев, в каком он состоянии, и ей захотелось еще больше уязвить его.
— Если тебе нравится столь надменно говорить о том, что нам следует делать и как поступать в создавшихся условиях, то почему бы тебе не позаботиться о том, чтобы у нас было побольше денег? — спросила она ехидно. — Я никогда тебя не беспокоила этим, хотя мне пришлось еще больше надрываться на работе после женитьбы.
— Ты знала обо всем, когда выходила замуж, — сказал он. — Только послушай тебя! Ведь ты сама начала работать еще задолго до того, как вышла замуж, но так и не скопила ни цента.
— Хочу домой! — бросила она ему.
— Вполне меня устраивает, — отпарировал он.
— Тогда пошли обратно.
Они повернули и быстро пошли назад, словно куда-то торопились. Солнце в парке уже не палило так сильно. Не глядя друг на друга и держась поодаль, они шли и злились. Миссис Фербенкс глубоко дышала. От ее желания ссориться не осталось и следа, сейчас ей очень хотелось поскорее добраться домой, броситься на кровать и разрыдаться. Она едва поспевала за длинноногим Биллом и вскоре начала задыхаться; но она не решалась просить его идти медленнее. Он крепко сжал губы, лицо его выражало досаду и упрямство — оно выглядело намного приятнее, когда Билл улыбался.
Вскоре показалась скамейка, на которой сидел старик, и миссис Фербенкс, зашагав еще быстрее и вперив глаза в землю, надеялась, что пройдет незамеченной. Миновав скамейку и почувствовав себя в безопасности, она не могла удержаться, чтобы не оглянуться — застенчиво, словно маленькая девочка. Старик, который раньше казался таким печальным, глядел им вслед и вдруг улыбнулся ей, и его улыбка была приветливой, словно он заметил, что раньше они выглядели такими счастливыми, а сейчас напоминали двух любящих, но рассорившихся супругов. Робко посмотрев на него, она вдруг от души улыбнулась ему, чувствуя, как исчезает ее строптивое настроение.
Стараясь не отстать от Билла, она все время думала о старике на скамейке и постепенно успокаивалась. Протянув руку, она взялась за локоть мужа, — тот сразу же замедлил шаг, полагая, что ей хочется передохнуть.
Медленно вышагивая по дорожке, она ощутила прилив беспричинной радости, которая примирила ее с тем странным вниманием супруга. Они продолжали идти медленно и спокойно, и вскоре миссис Фербенкс стало разбирать любопытство, заметны ли для прохожих ее нежность и кроткая радость.
Визит к больной
Отец Макдоуэлл ходил по комнате и читал молитвы, временами громко бормотал и тяжело, с хриплым присвистом дышал. Был он стар, огромного роста, тучен и туговат на одно ухо; голова его совсем побелела кроме блестящей макушки, розовой, как тельце новорожденного, а все лицо было испещрено мельчайшими венозными жилками. По многу часов подряд он проводил на исповедях и очень уставал, — обычно ему больше других священников собора приходилось выслушивать покаяния. Попавшие в беду молодые девушки, необузданные в своих страстях, но раскаявшиеся парни непременно стремились исповедаться только отцу Макдоуэллу, так как, казалось, ничто не в состоянии было потрясти, взволновать или вызвать его гнев; чем больше за собой вины чувствовал кающийся, тем мягче и внимательнее становился отец Макдоуэлл.
В то время как он бормотал свои молитвы, стараясь удержать на носу очки, в дверь постучала девушка-служанка и сказала:
— Пришла молодая женщина и желает вас видеть, отец. Она, наверное, от больной.
— Она спрашивает именно меня? — переспросил отец Макдоуэлл, чуть надтреснутым голосом.
— Ну, конечно, отец. Она желает видеть только вас и никого больше.
Он вышел в прихожую, где сидела женщина лет тридцати; у нее были очень красивые карие глаза, тонкие черты лица, с которыми так не вязались квадратные плечи темного пальто с серым волчьим воротником; она прикладывала к глазам носовой платок.
— Добрый вечер, отец, — произнесла она. — Моя сестра тяжело больна. Я хочу, чтобы вы пришли к ней. Нам кажется, что она умирает.
— Успокойся, дитя мое. Что с сестрой? Говори громче. Я едва слышу тебя.
— У моей сестры воспаление легких. Доктор придет к ней через час. Я бы хотела, отец, чтобы вы ее соборовали.
— Так, так. Но ведь она еще не отходит? Не буду делать ей сейчас полное помазание. Может, этого и не потребуется. Пойдем с тобой, приму у нее исповедь.
— Отец, мне, наверное, следует вам все рассказать. Муж сестры не позволит вам повидаться с ней. Он не католик, да и моя сестра давно уже не ходила в церковь.
— Ну, это не имеет значения. Думаю, он разрешит мне поговорить с ней, — произнес отец Макдоуэлл и пошел одеваться.
Когда он вернулся, женщина сказала ему, что ее зовут Джейн Стэнхоуп и что ее сестра живет совсем недалеко, всего в нескольких кварталах от дома священника.
— Мы пойдем пешком, и ты по, пути мне расскажешь о своей сестре, — предложил отец Макдоуэлл и нахлобучил свою черную шляпу, из-под которой во все стороны торчали пучки белых прямых волос. Вместе они вышли на улицу.
Вечер был мягкий и ясный. Мисс Стэнхоуп не спеша шагала по тротуару, потому что грузный отец Макдоуэлл не мог идти быстро. Он шел так, словно каждый шаг причинял ему боль, хотя на ногах его была пара огромных, мягких, специально сделанных по заказу, бесформенных башмаков.
— Итак, дитя мое, расскажи-ка мне все о своей сестре, — заговорил он, тяжело дыша, но голос его звучал кротко и, казалось, в нем никогда не послышатся нотки негодования.
Мисс Стэнхоуп ответила, что ей, собственно, не о чем даже рассказывать. Ее сестра вышла замуж за Джона Уилльямса два года назад. Джон — славный и трудолюбивый парень, только очень уж ненавидит всех верующих.
— Наша семья порвала всякую связь с Эльзой после того, как она вышла за него замуж, хотя я и навещаю ее, — мисс Стэнхоуп почти кричала, стараясь, чтобы отец Макдоуэлл мог ее хорошо слышать.
— Счастлива ли она со своим мужем?
— Очень счастлива, отец. Что правда, то правда.
— А где он сейчас?
— Сидит у ее постели. Я убежала, так как подумала, что он вот-вот разрыдается. Он сказал, что, если я осмелюсь привести священника хотя бы к дому, он свернет ему шею.
— О боже! Ну, ничего. А сестра хочет меня видеть?
— Она сама попросила меня сходить за священником, но она не хочет, чтобы Джон знал о ее просьбе.
Свернув в боковую улицу, они остановились у первого многоэтажного дома, и старый священник стал взбираться по лестнице вслед за мисс Стэнхоуп. Он с трудом переводил дыхание.
— Ох, хо-хо, никак не становлюсь моложе, ни на один божий день. Подумать только, как могут подвести человека ноги, — с трудом произнес он.
Стуча в дверь, мисс Стэнхоуп умоляюще глядела на старого священника, как будто пыталась упросить его. не обижаться на то, что может произойти, но тот только улыбался. В узеньком коридорчике старый священник выглядел сейчас особенно огромным. Он утирал голову носовым платком.
